Кто такие кочевники — каков их быт и образ жизни?

Здравствуйте, дорогие читатели – искатели знаний и истины!

Мировой истории потребовались сотни лет, чтобы населяющие Землю народы поселились там, где живут сейчас, однако даже сегодня далеко не все люди ведут оседлый образ жизни. В сегодняшней статье мы хотим рассказать вам о том, кто такие кочевники.

Кого можно назвать кочевниками, чем они занимаются, какие народы к ним относятся – все это вы узнаете ниже. Также мы покажем, как живут кочевники на примере быта одного из самых известных кочевых народов – монгольского.

Содержание:
Кочевники – кто это?
Народы
Кочевники современности
Род занятий и быт кочевников Монголии
Жилище
Традиции
Заключение

Кочевники – кто это?

Тысячелетия назад территория Европы и Азии не была испещрена городами и селами, люди целыми племенами перемещались с места на место в поисках плодородных, благоприятных для жизни земель.

Постепенно народы расселялись на определенных участках вблизи водоемов, образовывая населенные пункты, которые позже объединялись в государства. Однако некоторые народности, в особенности древние степные, продолжали постоянно менять место проживания, так и оставаясь кочевниками.

Слово «кочевник» происходит от тюркского «кош», что в переводе значит «деревня по дороге». В русском языке есть понятия «кошевой атаман», а также «казак», которые по этимологии считаются родственными ему. 

По определению кочевники – это люди, которые вместе со стадом несколько раз в год перемещались из одного места на другое в поисках еды, воды, плодородных земель. У них нет постоянного местожительства, конкретного маршрута, государственности. Люди образовывали этнос, народ или племя из нескольких семейств, во главе которого стоял вождь.

Интересный факт выявили в ходе исследований — уровень рождаемости у кочевников ниже по сравнению с оседлыми народами.

Главным родом занятий кочевников является животноводство. Средство их существования – животные: верблюды, яки, козы, лошади, крупнорогатый скот. Все они питались подножным кормом, то есть травой, поэтому практически каждый сезон народ должен был уходить со стоянки на новую территорию, чтобы найти другое, более плодородное пастбище и повысить благосостояние племени в целом.

Если говорить о том, чем занимались кочевники, то род их деятельности не ограничивается разведением скота. Они также были:

• земледельцами;
• ремесленниками;
• торговцами;
• охотниками;
• собирателями;
• рыболовами;
• наемными рабочими;
• воинами;
• грабителями.

Кочевники нередко устраивали набеги на оседлых животноводов, стараясь отвоевать у них «лакомые» кусочки земли. Что любопытно, они довольно часто побеждали, потому что были выносливее физически благодаря более суровым условиям жизни. Многие крупные завоеватели: монголо-татары, скифы, арии, сарматы – были из их числа.

Некоторые народности, к примеру цыгане, зарабатывали на жизнь искусством театра, музыки, танца.

Великий русский ученый Лев Гумилев – востоковед, историк, этнолог и сын поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой – изучал жизнь кочевых этнических групп и написал трактат «Изменения климата и миграции кочевников».

Народы

С точки зрения географии по всему миру можно выделить несколько крупных кочевнических участков:

• ближневосточные племена, разводящие коней, верблюдов, ослов – курды, пуштуны, бахтияры;
• пустынные арабские территории, в том числе  Сахара, где в основном используют верблюдов – бедуины, туареги;
• восточноафриканские саванны – масаи, динка;
• высокогорья Азии – тибетские, памирские территории, а также южноамериканские Анды;
• аборигены Австралии;
• северные народности, которые разводят оленей – чукчи, эвенки;
• степные народы центральной Азии – монголы, тюрки и другие представители алтайской языковой группы.

Последние наиболее многочисленны и представляют наибольший интерес хотя бы потому, что некоторые из них сохранили кочевой образ жизни. К ним относились народности, показавшие свое могущество: хунны, тюрки, монголы, китайские династии, маньчжуры, персы, скифы, предшественники нынешних японцев.

Китайские юани – валюта Поднебесной – названа так благодаря кочевникам рода Юань.

Также к ним относились:

• казахи;
• киргизы;
• тувинцы;
• буряты;
• калмыки;
• авары;
• узбеки.

Восточные народы вынуждены были выживать в суровых условиях: открытые ветра, засушливое лето, сильные заморозки в зимнее время года, бураны. Вследствие этого земли были неплодородны, и даже взошедший урожай мог погибнуть от погодных условий, поэтому люди в основном разводили животных. 

Кочевники современности

Сегодня азиатские кочевники сосредоточены в основном в Тибете и Монголии. Возрождение кочевничества было замечено после распада СССР в бывших союзных республиках, но сейчас этот процесс сходит на нет. 

Все дело в том, что государству это невыгодно: трудно контролировать передвижения людей, а также получать налоговые сборы. Кочевники, постоянно меняя местопребывание, занимают большие территории, которые экономически более целесообразно сделать сельскохозяйственными угодьями.

В современном мире стало популярно понятие «неокочевников» или «номадов». Оно обозначает людей, которые не привязаны к определенной работе, городу и даже стране и путешествуют, меняя местожительство несколько раз в год. К ним обычно относят актеров, политиков, гастарбайтеров, спортсменов, сезонных рабочих, фрилансеров.

Род занятий и быт кочевников Монголии

Большинство современных монголов, обитающих за пределами города, живут традиционно — точно так же, как и их предки еще несколько столетий назад. Основная их деятельность – животноводство.

Из-за этого они перемещаются два раза каждый год — летом и зимой. В зимнее время люди селятся на высокогорных долинах, где строят загоны для скота. Летом спускаются ниже, где попросторнее и достаточно подножного корма.

Современные жители Монголии обычно в своих перемещениях обычно не уходят за пределы одного региона. Также утратило значимость понятие племени, в основном решения принимают на семейном собрании, хотя к главным тоже обращаются за советом. Люди живут небольшими группами в несколько семей, селясь неподалеку друг от друга.

Голов домашних животных в Монголии в двадцать раз больше, чем людей.

Из домашних животных разводят овец, быков, крупный и мелкий рогатый скот. На немногочисленную общину часто набирается целый табун лошадей. Своеобразным транспортом является верблюд.

Овец разводят не только ради мяса, но и ради шерсти. Монголы научились делать тонкую, толстую, белую, темную пряжу. Грубая используется для возведения традиционных домов, ковров. Из тонких светлых нитей изготавливают более деликатные вещи: шапки, одежду.

Теплую одежду изготавливают из кожаного, мехового, шерстяного материала. Предметы быта вроде посуды или утвари из-за постоянных перемещений не должны быть хрупкими, поэтому он  производятся из дерева или даже кожи.

Семьи, живущие у гор, лесов или водоемов, занимаются также растениеводством, рыбным промыслом, охотой. Охотники ходят с собаками на горных козлов, кабанов, оленей.

Жилище

Монгольский дом, как вам уже, возможно, известно из предыдущих наших статей, называется юрта.

Большинство населения живет именно в них.

Даже в столице, Улан-Баторе, где высятся новостройки, на окраинах есть целые кварталы с сотнями юрт.

Жилище состоит из деревянного каркаса, который обтягивается войлоком. Благодаря такой конструкции жилища легкие, практически невесомые, поэтому их удобно перевозить с одного места на другое, а за пару часов три человека могут с легкостью его разобрать и снова собрать.

Слева в юрте располагается мужская часть – здесь живет хозяин дома и хранятся инструменты для разведения животных и охоты, например лошадиная упряжка, оружие. Справа – женская часть, где располагаются принадлежности для кухни, средства для уборки, посуда, вещи детей.

В центре располагается очаг – главное место в доме. Над ним находится отверстие, откуда выходит дым, оно же является единственным окном. В солнечный день дверь обычно оставляют открытой, чтобы в юрту проникало больше света.

Напротив входа расположена своеобразная гостиная, где принято встречать почетных гостей. По периметру стоят кровати, шкафы, тумбы членов семьи. 

Часто в жилищах можно встретить телевизоры, компьютеры. Обычно здесь нет электричества, но для решения данной проблемы сегодня используют солнечные панели. Водопровод тоже не проведен, и все удобства находятся на улице.

Традиции

Каждый, кому довелось близко познакомиться с монголами, отметит их невероятное гостеприимство, терпение, выносливый и неприхотливый характер. Эти черты отразились также в народном творчестве, который представлен в основном эпосом, воспевающим героев.

Многие традиции в Монголии связаны с буддийской культурой, откуда берут начало многие обряды. Также здесь распространены шаманские ритуалы. 

Жители Монголии суеверны по своей натуре, поэтому их жизнь соткана из череды защитных обрядов. Особенно они стараются защищать детей от нечистых сил с помощью, например, особых имен или одежды.

Монголы любят отвлекаться от повседневности во время праздников. Событие, которого ждут люди целый год – Цаган Сар, буддийский Новый год. О том, как его празднуют в Монголии, вы можете почитать здесь. 

Другой крупный праздник, продолжающийся не один день – Надом. Это своеобразный фестиваль, во время которого проводятся разные игры, конкурсы, соревнования по стрельбе из лука, скачки.

Заключение

Подводя итог, еще раз отметим, что что кочевники – это народы, которые сезонно меняют место жительства. В основном они занимаются разведением крупного и мелкого скота, чем и объясняются их постоянные перемещения.

В истории существовало множество кочевых групп практически на всех материках. Самыми известными кочевниками современности являются монголы, быт которых мало изменился за несколько столетий. Они все так же живут в юртах, занимаются животноводством, а летом и зимой перемещаются внутри страны.

Большое спасибо за внимание, дорогие читатели! Надеемся, что вы нашли ответы на свои вопросы и смогли лучше узнать про быт современных кочевников.

Если вам понравилась статья, поддержите нас — дайте ссылку на нее в социальных сетях.

И подписывайтесь на наш блог — мы будем присылать вам новые увлекательные статьи на почту!

До скорых встреч!

фотографии, истории жизни, недвижимость кочевников.

Недвижимость — это не только стены. Это определенная система взглядов на мир.

Вряд ли есть более не совместимое с идеей недвижимости понятие, чем идея кочевья. Что может служить недвижимостью в мире кочевника, жилище которого легко сворачивается в тюк и перевозится на коне, верблюде, олене? Земля и небо, да могилы предков. Недвижимость в ментальности кочевника — категория абстрактная… до сакральности.

Константин Леонардович Банников — российский антрополог, археолог, журналист, фотограф, профессиональный путешественник.

Есть на свете места, которые, как транспортные развязки, пропускают через себя потоки кочующих народов. Движимые какой-то силой, они мигрировали из конца в конец континентов. Горы, которые есть препятствие по определению, представляли мигрантам лишь ограниченное количество пригодных для прохода долин и перевалов. Бывало так, что перевалив через несовместимый с жизнью горный массив, люди степей оказывались в долинах, изолированных и защищенных, в которых можно было жить годами, продолжая кочевать, но уже по новой, заданной горными хребтами и долинами рек траектории. Горы стали еще одной освоенной кочевниками недвижимостью. О праве владения молчаливо свидетельствуют петроглифы, пирамидки, сложенные из камней, представляющие собой маркеры пастбищ и направлений, а также посвященные духам местности (каракши).

Каракши горы Муйнак

Наиболее многочисленные и воинственные племена еще любили поживиться тем добром, которое копили в своих городах и поселениях оседлые народы, и постоянно устраивали набеги. Пример конца Римской империи показывает, какой мощью обладали кочевники, оставаясь главной угрозой городу на протяжении столетий. В разнице этих потенциалов пассионарности – оседлых и кочевых – возник тот самый ток истории, в котором возникали, разрушались и снова возникали стены великих цивилизаций.

Империи с их централизацией и стремлением к порядку и контролю не любят кочевников. Правители империй видят в самом кочевом образе жизни альтернативу окаменелым формам государств, не терпящих альтернатив. Поэтому задача перевода кочевников к оседлому образу жизни становится частью государственной политики государств. Во многих случаях государства в этом преуспели, и кочевники стали оседать, освоив новый образ жизни. Но смена образа жизни не обязательно предполагает смену образа мысли. Поэтому интересно посмотреть, что творится в сознании кочевника, когда у него вдруг появляется недвижимость.

Шалаш, построенный из старых войлочных ковров, в котором зимой жили табунщики с. Джазатор

Кочевники на плато Укок жили с глубокой древности. Поскольку в горах все вертикально, то и кочуют здесь снизу вверх и обратно вниз, в зависимости от времени года. Летом – в сочных травами долинах, зимой, когда снег засыпает нижние пастбища, люди со своими стадами поднимаются в горы, где снежный покров не выше стебля травы. А ранней весной, перед тем как солнце превратит снега в непреодолимые потоки, люди кочуют вниз по весенним пастбищам и летним. До новой осени.

Судя по археологическим раскопкам, образ жизни и стиль хозяйства кочевников Алтайского высокогорья не слишком зависел от их этнической принадлежности. Суровая среда предлагала обитанию не много вариантов. Сегодня на Укоке обитают казахи, а до них здесь жили скифы, саки, тюрки, гунны.

Традиционный казахский войлочный ковер сырмак

Казахи пришли сюда в середине XIX в. и кочевали круглый год в юртах. Недвижимостью они стали обзаводиться лишь полстолетия назад, когда советская власть организовала их сообщество в животноводческий колхоз и начала на Укоке строить бревенчатые избушки.

Охотно перебираясь из круглых юрт в квадратные в плане зимники, люди сохранили свое чувство кругового пространства и буквально вписали круг в квадрат. Тем более что от наличия недвижимости они не перестали быть кочевниками. Просто срубы теперь у них стоят по всему круглогодичному маршруту кочевания, которое состоит из серии сезонных перекочевок от одного стойбища к другому. Да и отношение к своим бревенчатым домам сохранилось такое же, как и к юртам, – легкое на подъем в буквальном смысле слова. После распада колхоза стойбища и постройки приватизировали по схеме паев, и оказалось так, что на одном стойбище жилой дом принадлежит одному хозяину, кошара с коровником – другому, стадо пасет третий, а животные принадлежат еще пятерым. Таким образом, новая индивидуалистическая форма собственности оказалась вторичной относительно прежнего коллективного владения и пользования. Тем не менее процессы социальной дифференциации развиваются стремительно и вносят свои коррективы.

А. Сикуатов с сыном

Анатолий Сикуатов, хозяин зимовья на стойбище Чубай-Журт, который еще в январе 2005 г. строил планы на дальнейшее обустройство своего укокского жилища в будущем году, получил приглашение от пограничников пойти на контрактную службу. Не то чтобы это было выгодно, но он, подумав, согласился, поддавшись соблазну перспективы начала новой жизни в новом повышенном социальном статусе, с чем ассоциируется погранслужба у пастухов. В феврале Анатолий передал все стадо родственнику с соседнего стойбища, а сам стал готовиться кочевать вместе со своим срубным домом, ведь он ему достался за пай. Идея на первый взгляд абсурдная. На Укок бревна доставить – очень большая проблема, и везти их вниз, в село, экспортирующее лес, представляется по меньшей мере нецелесообразно. Сам факт такого намерения говорит о том, что человек, во-первых, поддавшись тенденциям социальной модернизации, выходит из системы взаимных обязательств по праву собственности и, во-вторых, освобожденный от социальных обязательств снова становится кочевником и везет с собой свой дом. Только перемещает он его уже не в географическом, а в социальном пространстве.
Жилище – знак положения в обществе хозяина и векторов его социальных устремлений. Их могут выдавать необычные и даже нелогичные на первый взгляд архитектурные декорации, такие как люк самолета в качестве калитки на стойбище Карасу.

Калитка, сделанная из люка самолета

Во-первых, неудобно, во-вторых, никогда не закрывается, в-третьих и в-главных, он оторван от разбившегося неподалеку самолета, и должно быть как бы жутковато. Все-таки люди погибли.

Но знаковая функция этого элемента «интерьера» в этом доме – не декоративна. Самолет же! Знак неба и хайтека, его деталь в доме – символ роста, перспектив, развития – будущего!

И на стойбище не старый дед живет, а шестнадцатилетний внук с дружком. Они и притащили. Но с хозяйством управляются не хуже деда. Научил.

В динамичных процессах социального преобразования в традиционном обществе происходит постоянное преобразование и обновление традиционных отношений, и традиционная этика – осевой элемент этого вращения форм собственности, статусов и владений. Не столь важно, чья семья успела приватизировать эти срубы после распада колхоза, важно, что в них может остановиться каждый. Собственность в горах номинальна, владение, тем более пользование, особенно в момент острой необходимости, – категории абсолютные. Здесь дом не крепость, а место согреться и переночевать каждому. И каждому в нем найдется место.

Несмотря на то что внутреннее пространство дома кочевника выглядит очень простым – всего одна комната без перегородок и часто даже без прихожей, пространство это неоднородно, но структурировано видами деятельности и поделено на несколько зон. Две большие зоны – хозяйственная, которая делится на «кухонную» и «умывальную», и зона отдыха, которая делится на «праздничную» и «повседневную». Западная половина, как правило, застелена войлочными коврами, восточная хозяйственная – без ковров, здесь стоит печь и умывальник. В центре или у западного окна стоит стол. Место гостя – почетный северо-западный край стола, справа от окна.

Кровати хозяев также располагаются по обе стороны от окна. В северо-западном углу спят родители, в юго-западном – дети.

Северо-запад – край, куда уходит солнце. Страна теней. Там обретаются души предков. Туда же обращены лица покойников во всех курганах Укока. Они лежат головой на восток на правом боку и, соответственно, лицом на северо-запад. Это трансцендентное направление, максимально нагруженное идеей инобытия, вселяющей и страх, и уважение. Поэтому туда сажают гостя (он чужой и уважаемый) и поэтому там спят родители (они по статусу ближе к предкам). Дети спят на солнечной юго-восточной стороне. Им еще долго кочевать за солнцем.

Стойбище Кен-Откел

Таким образом, стены домов не особо повлияли на мировоззрение кочевников. А вот невозможность их двигать по пространству стойбища внесло некоторую путаницу в топонимику местности. Каждое стойбище имеет старинное название, которое распространяется на все пространство пастбищ.

Когда жили в юртах, не было необходимости в дополнительных топонимах. Когда говорили о доме, употребляли имя хозяина. Теперь же, когда хозяева уходят, а дома остаются, границы урочищ «плавают», накладываются друг на друга. Поэтому иногда возникает путаница в названиях хозяйственного пространства пастбищ и в названии жилого пространства собственно подворья. Так, например, выяснилось, что урочище Бертек, если имеется в виду жилище Канджарбая, что на левом берегу Ак-Алахи, на самом деле Кос-Коль, хотя он иногда и употребляет название Бертек.

– А напротив меня, на том берегу, – это уже Кокталагай, – рассказывает Канджарбай и поясняет: – Раньше так называли, а сейчас так никто не скажет. Они свое урочище тоже теперь Кос-Коль называют.

А словом Кокталагай хозяева заречного Кос-Коля назовут угодья, что в трех километрах на восток. Старое название отошло к другой семье, которая с недавних пор освоилась на Укокских пастбищах. Соседи Канджарбая с запада считают, что Бертек – это название исключительно их урочища. И их дальние соседи согласны, что это Бертек, но иногда говорят, что вообще-то это Камбалин. Впрочем, путаница возникает только там, где дома стоят кучно, а выпас ведется в разных направлениях. На отдаленных урочищах, вдали от соседей, путаницы с названиями не возникает.

Место временного хранения утвари на зимовье после откочевки на летние пастбище

Начиная с конца марта чабаны начинают покидать Укок, перекочевывая на весенние пастбища. Поэтому постройки стоят большую половину года пустыми. В дома же они превратятся снова только с фактом нового заселения хозяина.

С чего начинается превращение здания в дом? Прежде всего с очищения жилого пространства, изгнания из него скверны, которая вообще-то в обжитом мире не держится, но, как ртуть, вылившаяся из разбитого градусника, заполняет собой промежутки. Дом, оставленный без людей в межсезонье, – это и есть такой промежуток, в котором накапливается шлак спиритуальных энергий. Поэтому первым делом, прежде чем распаковать вещи, следует дом очистить. Скверна больше всего боится огня, а огня и дыма одного ароматного растения семейства можжевеловых, называемого здесь арча, они ужасно боятся. Поэтому, чтобы дом очистить, надо зажечь ветку арчи и обойти комнату внутри по кругу: три раза по солнцу и три раза против.

Волосяной аркан, повешенный вдоль стены сруба

Снаружи вдоль стены вешается волосяной аркан, которым когда-то стягивались покрышки юрты. На крышу кладется голова коня или коровы – животного, забитого для питания на весь сезон. Конские головы можно встретить и на перевалах, висящими на джалау – культовых сооружениях, представляющих собой сухое дерево, вмонтированное в груду камней. Конь, преодолевающий расстояния и соединяющий пространства, – медиум по определению и, следовательно, может соединять миры в высоком смысле слова, то есть по вертикали, а его голова ассоциируется с верхним миром, по которому кочуют боги. Так что голова коня на перевале или на крыше дома есть важный конструктивный элемент не только недвижимости – мироздания в целом.

Именно поэтому эти срубы и строились непременно входом на восток, что изначально воспринималось как недвижимый аналог «деревянной» юрты. Это вполне закономерно – ориентировать вход туда, откуда приходит свет и тепло. Свет и тепло в доме – это такой же пространствообразующий фактор. Печь – эпицентр дома, как Солнце – эпицентр Вселенной. Поэтому огонь земной и огонь небесный должны состоять в близости, и ничто не должно мешать свету и теплу солнца пронизывать жилище, хотя бы и номинально, как бывает в хмурый зимний день. Поэтому окна прорубаются всегда напротив от входа – в западной стене, куда солнце уходит (иногда еще и в южной). В северной же – никогда.

Человек не просто живет в своем доме, но воспринимает сам себя в качестве объекта, на который воздействуют энергии космических сфер. Поэтому так важно не только правильно себя вести в большом мире (правильно проходить перевалы, принося правильные подношения их духам-хозяевам, вешая на джалау белую ленточку, конский волос или кладя в основание монетку или просто камень), важно еще и в собственном доме правильно ориентировать свое тело, например, ложиться спать головой на запад, чтоб лицо было обращено к востоку. Наоборот кладут только покойников – им кочевать в другую сторону.

А назначение символов, связанных с недвижимостью, – организовать подключение внутреннего человеческого пространства (микрокосма) к внешней среде, одухотворенной эманацией богов, к мирозданию. Символы и ритуалы играют роль «штекеров» и «клемм», посредством которых осуществляется постоянный контакт профанной сферы жилища людей и сакральной бесконечности космоса, возвращающейся в мир людей «высокой энергией» духовности.

Что такое кочевой образ жизни?

У меня в городе есть частный сектор, где проживает очень много цыган. Конечно же, они не ходят целым табором в цветных платьях и с лошадьми, как все обычно представляют их, но все равно они остаются очень приметными. Цыгане, как раз, и являются одним из тех народов, которые относят к кочевым.

Что такое кочевой образ жизни

Многие знают, что кочевники — это люди, которые не живут постоянно на одном месте. Действительно, кочевой образ жизни присущ тем народам, которые регулярно меняют место своего обитания с целью поиска пищи и средств для существования.

Нельзя путать кочевников с мигрантами. Мигранты просто переезжают на новое место жительства в поисках лучших условий жизни. Они находят работу и обустраивают новое место жительства. А вот кочевники постоянно находятся в движении.

Всех кочевников делят на три группы:

• охотники и собиратели;
• скотоводы;
• ремесленники и торговцы.

К первой группе относятся те кочевники, которые меняют свое местоположение в поисках добычи и растений. К скотоводам относят пастухов, на которых лежит обязанность пасти и перегонять скот. Что касается торговцев, так вот как раз к этой группе и относят цыгане. Некоторые кочевники имеют постоянные жилища в определенных местах, но, при этом, передвигаясь, они ночуют в различных шатрах и фургонах.

Быт кочевников

Из-за того, что кочевые народы постоянно находились в движении, то и жилье они старались делать максимально мобильным. Чаще всего для жилища они сооружали легкие конструкции, которые можно было в любое время транспортировать. Покрывали их шерстью или кожей животных.

Разумеется, красивых сервизов в доме у кочевников не было, да и вообще, домашняя утварь имелась в минимальном количестве. Чтобы посуда не билась, ее делали из кожи и дерева. Для изготовления одежды и многих других предметов также использовалась кожа, шерсть и мех.

Постепенно количество кочевников начало уменьшаться. Но, несмотря на это, и в наше время до сих пор остаются кочевые народы. К ним относятся: тибетцы, монголы, пигмеи и некоторые другие.

Как живут современные кочевники

Люди западной цивилизации привыкли считать, что кочевники давно ушли в историю, то, что их воинственные набеги приводили к упадку и исчезновению цивилизованных оседлых соседей, и что их дикий образ жизни не оставил ничего ценного в человеческой культуре. В действительности, это негативное представление о кочевниках не более чем миф. Кочевники живут и сейчас, причем число их не так мало, они кочуют по степям Азии и Монголии, высокогорьям Тибета, по тундрам Америки и России, выживают в пустынях Африки. Этнограф Константин Куксин, директор музея кочевой культуры в Москве, рассказывает об истории и сегодняшнем быте кочевников.

— Что же такое кочевая культура и как получилось, что целый интересный пласт человеческой культуры существует сейчас на нашей планете и о нем практически никто не знает?

— Современные люди крайне мало знают о кочевниках и, к сожалению, если знают, то информацию негативную, то есть что кочевники – это дикари, и не просто дикари, а особо жестокие дикари, которые разрушали достижения оседлых цивилизаций, а собственную культуру не создали. Как-то стало обидно за оставшихся в степи. Мало того, что о них не знают, а еще знают информацию неверную, обидную. И я решил начать собирать материалы, чтобы показать их и духовную, и материальную культуру, потому что культура кочевая — она призрачная. Вот они собрали юрту и только пятно от очага осталось, и они ушли. Поэтому кажется, что культуры нет. Начались экспедиции. За несколько лет мы собрали очень интересные коллекции, сейчас в музее представлены Монголия, Бурятия, Казахстан, Киргизстан.

— Как живут кочевники в XXI веке?

— Когда-то переход к кочевому образу жизни был колоссальным прорывом в экономике. Были земледельческие культуры, но во время экономического кризиса в давние эпохи часть людей перешла к одомашниванию животных и кочеванию со стадами. Это был прорыв и большое достижение человечества. Поскольку приручить животных гораздо сложнее, чем выращивать злаки, допустим. В разных регионах это произошло в разные эпохи: от восьми тысяч лет до трехсот. Скажем, на Ямале всего триста лет назад приручили дикого оленя — это культура одна из самых молодых. У кочевников Великой степи — от Китая до Каспия — есть пять видов скота — это овцы, козы, яки, верблюды и лошади. Например, яки используются как вьючное животное, так и для получения молока, масла, сыра.

— Где еще сохранились такие очаги кочевой культуры?

— Центральная Азия, Монголия, Казахстан, Кыргызстан, западный Китай, Тибет. В Тибете есть кочевая народность, живущая на нагорьях на очень большой высоте — около четырех километров над уровнем моря. Наша республика Тыва. В Бурятии сохранилась кочевая культура. Весь Крайний Север — народы, живущие в тундре как у нас, так и в Канаде. Северная Африка — бедуины, туареги. Есть некоторые племена в Южной Америке, кочующие недалеко от озера Титикака, но в меньшей степени. Это районы с очень суровыми условиями: пустыни, полупустыни, тундра, то есть это места, где невозможно земледелие. Как только в Казахстане подняли целину, кочевая культура исчезла. Вообще культура кочевников очень экологична. Они умеют жить в очень суровых условиях и действительно берегут окружающий мир, считая себя частью его.

— Случались ситуации, когда из-за деятельности кочевников возникали экологические кризисы. Есть опасность «перевыпаса».

— Совершенно верно, были такие ситуации. В древности это все регулировалось войной. Если определенный участок степи или пустыни может прокормить определенное количество людей, то кочевые племена вели постоянную войну, как они называли «война за лошадей и за женщин». То есть война шла постоянно, и война убирала людей, которых было слишком много. И конечно, кочевники очень сильно зависели и зависят от природных условий. То есть начинается засуха, если степь высыхает, они вынуждены уходить. И когда они уходили, их вытесняла сама природа, они шли на землю оседлых соседей и с этим были связаны набеги кочевников во многом. Каждый кочевник — это воин, мальчишку до сих пор маленьким сажают на коня, он вырастает воином, свободно владеет лошадью и оружием.

— С кем сегодня воют кочевники?

— Они, к счастью, ни с кем не воюют. Иногда бывают конфликты в пограничных регионах, когда угоняют лошадей, похищают женщин, но это уже внутренние племенные войны. Кочевники не были более злыми, чем их оседлые соседи. Взять ту же эпоху Чингисхана, по крайней мере, кочевники не использовали пытки, если казнили человека, то казнили его просто, в отличие от оседлых соседей, китайцев, допустим.

— Но они очень жестоко казнили русских князей после победы на Калке.

— С русскими князьями вообще любопытная история. Во-первых, почему казнили русских князей? Потому что до этого князья убили посла. Монголы были наивными людьми, они не понимали, как можно убить человека, который пришел безоружным на переговоры. Это было страшное преступление, за это уничтожались целые города. Это первое. А второе – князьям оказали честь, их казнили, закатав в ковры, скрутив концы. Потом на них сели и пировали. Смерть без пролития крови – это смерть для знатных, так казнили монгольских ханов. В крови находится душа человека, поэтому кровь проливать было нельзя.

— Как сейчас кочевникам удается сохранять свою культуру, вокруг города электричество, интернет? Разве им совсем не хочется приобщиться к этому комфорту, к благам цивилизации?

— Им хочется, и они приобщаются. В Монголии почти у каждой юрты стоит спутниковая тарелка, внутри DVD, телевизор, маленький генератор «Ямаха», который дает свет и можно вечером смотреть телевизор. Можно увидеть монгольскую девушку, которая едет на лошади и говорит по спутниковому телефону с друзьями. То есть они принимают достижения цивилизации, сохраняя традиционную культуру. Но, они действительно соблюдают заветы предков, совершают жертвоприношения, разводят своих животных. Это работа очень тяжелая. Они живут в юртах, кочуют по маршрутам, которые установлены для каждого рода, но при этом используют достижения цивилизации, которые не мешают им кочевать. Вот у народов, которые в прошлом были кочевниками или сейчас кочуют, для них вести кочевой образ жизни – это очень престижно. Каждый мальчишка мечтает стать скотоводом-кочевником, он чувствует себя ханом, повелителем степи. Колоссальное внутреннее достоинство у этих людей, они гордятся тем, что они кочевники.

— Какова численность кочевников? Она постоянная или уменьшается со временем?

— В последнее время в Монголии наблюдается даже прирост численности. Учитывая, что система здравоохранения налажена, это в основном советская система, детей много — пять-семь детей в семье, отсюда прирост населения. Постепенно какие-то достижения цивилизации доходят, продолжительность жизни увеличивается и наблюдается прирост населения.

— Что представляет собой культура кочевников?

— Я уже называл такие моменты, как экологичность культуры, жизнь в гармонии с миром – это важно, особенно сейчас, в XXI векe. Они осознают, что мир живой, что они часть этого мира. На Севере человек не срубит дерево просто так, он подойдет к нему, спросит разрешение, скажет, что ему холодно, что его детям холодно в чуме, и только после этого срубит. Даже если дерево мертвое, сухое, все равно. Потом животные, овцы, лошади, особенно лошади и олени на Севере — это не просто ходячий корм — это братья, лошадь ближайший друг. И потом много достижений современной цивилизации, которые мы считаем своими, они были сделаны кочевниками. Допустим, колесо, вьючный транспорт, караванные пути.

— Сохранились ли у них какие-то предания, песни, музыка?

— Часто кочевников обвиняют в том, что они не создали письменность, хотя они и создали несколько систем письменности, что у них нет книг. На что я отвечаю: они рады были создать книги, но книги невозможно с собой возить. Представляете, возить с собой не только юрту, свой дом, какие-то вещи, но еще книги. Как они передавали знания? Были специальные люди, которые помнили колоссальный объем информации. Допустим, киргизский эпос «Манас», в нем полмиллиона стихотворных строк, человек знал его на память и нараспев читал — так передавалось эпическая традиция. Это самое крупное в истории человечества эпическое произведение, для сравнения – «Манас» раз в двадцать больше, чем «Илиада» и «Одиссея». Человек приезжал в гости в кочевье, садился и нараспев, импровизируя, дополняя, пел. Пение «Манаса» занимает с перерывами на сон, на еду где-то полгода.

— Но ведь сейчас молодые люди, наверное, слушают Бритни Спирс, и устная культура должна отмирать?

— Конечно, они слушают современную музыку, но при этом очень любят сами петь. Сказания, предания тоже живы, старики рассказывают, и молодежь легко может присоединиться. В западной Монголии, когда я жил с казахами, имам читал молитву, а рядом сидел парень из поселка, современный парень с плеером. Имам устал, попросил его продолжить чтение Корана на память, и парень продолжил. И вот так же сохраняются другие эпические традиции, сказочная традиция, традиция загадок, импровизаций, все это живет.

— Должно ли цивилизованное общество как-то помогать кочевникам, создавать дополнительные условия, чтобы сохранить эту культуру?

— Обычно при столкновении цивилизаций, даже позитивном столкновении, какая-то цивилизация должна исчезнуть. Поэтому, на мой взгляд, главное — не мешать. Американская модель, при которой индейцам платят колоссальные пособия, на которые можно жить, ничего не делая, приводит к тому, что они спиваются, молодежь уходит в преступные группировки в города. Это негативная тенденция. На мой взгляд, лучше дать им возможность кочевать и продавать продукты своего труда. Пока человек работает, он остается человеком.

3. Жизнь кочевников. Цветок пустыни

3. Жизнь кочевников

Я росла в Африке, и у меня отсутствовало ощущение связи с прошлым, которое представляется столь важным в других частях земного шара. Сомалийский язык не имел своей письменности вплоть до тысяча девятьсот семьдесят третьего года, поэтому мы не учились читать и писать. Знания передавались из уст в уста — через поэзию и народные сказания. А самым важным было то, что рассказывали родители: они обучали нас навыкам, необходимым, чтобы выжить в пустыне. Мама, например, научила меня плести из высушенной травы сосуды, достаточно плотные, чтобы держать молоко. А отец научил, как надо ходить за скотом и следить, чтобы животные не болели. Не так-то много времени оставалось у нас на то, чтобы беседовать о прошлом, вот мы о нем почти и не говорили. Все происходило сейчас, сегодня: что мы будем делать сегодня? Все ли дети на месте? Не угрожает ли что скоту? Что мы будем есть? Где отыскать воду?

Мы жили так же, как и наши предки на протяжении тысячелетий, — мало что изменилось с тех пор. Мы, кочевники, обходились без электричества, телефонов и автомобилей, не говоря уж о компьютерах и телевидении. И отсутствие всего этого, а также замкнутость в круге повседневных забот, порождали у нас совершенно иное ощущение связи времен, чем то, какое господствует на Западе.

Как и все остальные в моей семье, я не имею точного представления о том, сколько мне лет, лишь приблизительно догадываюсь. Родившийся в моей стране ребенок имеет не так уж много шансов дожить до года, поэтому мало кому приходит в голову запоминать его день рождения. Когда я была маленькой, мы понятия не имели об искусственном исчислении времени: о ежедневниках, часах и календарях. Вместо этого мы измеряли время сезонами и движением солнца: в зависимости от дождей планировали, когда сняться со стоянки и кочевать дальше, а распорядок дня определяли световым днем. По солнцу мы узнавали и время суток. Если моя тень падала на запад — значит, утро; если же тень была прямо подо мной — значит, полдень. День клонился к вечеру, и тень моя удлинялась — значит, пора гнать стадо домой, чтобы успеть до темноты.

Мы вставали утром и решали, что надо сделать сегодня. А уж потом трудились изо всех сил, пока не закончим намеченное либо пока не станет слишком темно. У нас не было заведено так, чтобы встать — а весь день уже расписан вперед. В Нью-Йорке люди частенько достают свои ежедневники и спрашивают:

— Пообедаем с тобой четырнадцатого? Ты свободна? Может, лучше пятнадцатого?

— А может, просто позвонишь мне накануне вечером? — отвечаю я обычно.

И сколько бы мне ни приходилось записывать время предстоящих встреч, я все равно не могу привыкнуть к самой этой идее. Когда я впервые попала в Лондон, то никак не могла понять, какая существует связь между тем, что человек смотрит на свое запястье, а потом восклицает: «Мне надо бежать!» Было такое впечатление, что все вокруг куда-то спешат, что на всякий поступок отпущено свое время. В Африке никакой спешки не было. Время там течет очень медленно, очень спокойно. Если говоришь, например: «Увидимся завтра в полдень», — значит, часа в четыре, в пять. Я до сих пор не хочу носить часы.

В детстве — там, в Сомали — мне и в голову не приходило обдумывать будущее или настолько озаботиться прошлым, чтобы спросить: «Мама, а как ты росла, когда была маленькой?» Поэтому мне мало что известно об истории семьи, тем более что я ушла из нее совсем юной. И мне все время хочется вернуться назад и спросить у мамы, каким было ее детство, откуда родом ее мать, как умер ее отец. Меня беспокоит, что обо всем этом я так ничего и не узнаю.

Но одно я знаю о своей матери: она обладала редкой красотой. Я понимаю, что это звучит не очень убедительно, так говорят все любящие дочери, но она и вправду была очень красивой. Ее лицо напоминало скульптуры Модильяни, а кожа была такой смуглой и гладкой, словно резец мастера изваял это лицо из черного мрамора. Кожа у мамы цвета воронова крыла, а зубы ослепительно белые, и когда она улыбалась в темноте, то были видны только эти сияющие зубы, будто в ночной мгле они существовали сами по себе. У нее были длинные прямые волосы, очень мягкие, а расчесывала она их пальцами — гребня у нее никогда не было. Мама высокая и стройная, и такую фигуру унаследовали все ее дочери.

По характеру она очень спокойная и тихая. Но стоит ей заговорить с кем-нибудь, как она беспрестанно шутит и смеется. Одни ее шутки и впрямь очень смешные, иные откровенно неприличные, а некоторые — просто чушь какая-то, которой она старалась нас расшевелить. Например, она смотрела на меня и спрашивала: «Уорис, а что это глаза у тебя проваливаются куда-то внутрь?» Но ее любимой нелепой шуткой было называть меня Авдохол, что значит «маленький рот»: «Эй, Авдохол, а что это у тебя ротик такой крошечный?»

Отец тоже был очень красив и, уж поверьте, знал себе цену. Он высокого роста, худощавый, кожа у него была немного светлее, чем у мамы, волосы темно-каштановые, а глаза светло-карие. Папа держался очень уверенно. Он постоянно дразнил маму: «Я могу запросто найти себе другую жену, если ты…» И дальше говорил о том, что ему было нужно в данный момент. Или: «Слышишь, что-то скучно мне. Надо бы найти себе другую жену…» Мама в долгу не оставалась: «Давай, давай. Посмотрим, что из этого выйдет». Они искренне любили друг друга, но, к несчастью, в один прекрасный день эти шутливые угрозы сбылись.

Мама выросла в Могадишо, столице Сомали. Отец же, напротив, был потомственным кочевником и всю жизнь провел в пустыне. Когда они впервые встретились, мама увидела, какой он красивый, и решила, что даже жить с ним, скитаясь по пустыне, будет очень романтично. Не раздумывая долго, они решили пожениться. Папа пошел к бабушке (дедушки к тому времени уже не было в живых) и попросил ее согласия на брак. Бабушка ответила: «Нет, нет и нет! Никогда и ни за что». А маме сказала: «Он же бабник, сразу видно». Бабушка не могла допустить, чтобы ее красавица дочь загубила свою жизнь, выращивая верблюдов в пустыне с этим человеком, кочевником! Как бы там ни было, когда маме было лет шестнадцать, она убежала из дому и все равно вышла замуж за папу.

Они отправились в дальние районы страны и стали жить в его семье, в пустыне, что для мамы было вовсе не просто. Она выросла в богатой и знатной семье и не привыкла к суровой кочевой жизни. Еще хуже было другое: отец принадлежал к племени даруд, а мама — к племени хавийе. Жители Сомали, как и американские индейцы, подразделяются на племена, и каждый человек фанатично предан своим соплеменникам. На протяжении всей истории Сомали этот племенной патриотизм служил источником многочисленных войн.

Между дарудами и хавийе издавна существовала вражда, поэтому семья отца плохо отнеслась к моей матери: все считали, что ей в силу происхождения далеко до тех добродетелей, которыми славится их племя. Долгое время мама чувствовала себя одинокой, но ей пришлось приспосабливаться к обстоятельствам. Позднее, когда я сама убежала из дому и оказалась отрезанной от семьи, то поняла, какой тяжелой была жизнь матери среди одних только дарудов.

У мамы стали один за другим рождаться дети, и это наполнило ее жизнь любовью, которой ей так не хватало вдали от родного племени. Но опять-таки я только теперь, став взрослой, понимаю, чего ей стоило родить двенадцать детей. Помню, что мама, когда была беременна, вдруг куда-то пропадала и мы не видели ее по нескольку дней. А потом она появлялась с крошечным ребенком на руках. Она в одиночку уходила в пустыню, прихватив с собой что-нибудь острое, чтобы перерезать пуповину, и там рожала. Однажды во время ее отсутствия мы в поисках воды вынуждены были сняться со стоянки, и ей пришлось догонять нас четыре дня. Все это время она с новорожденным на руках брела по пустыне, высматривая мужа.

И все же мне всегда казалось, что из всех детей я была маминой любимицей. Нас связывали прочные узы взаимопонимания, и я до сих пор каждый день думаю о маме и молю Бога, чтобы он позаботился о ней, пока меня нет рядом. В детстве мне всегда хотелось быть поближе к ней, и я весь день мечтала, как вернусь вечером домой и смогу посидеть рядом с мамой, а она погладит меня по голове.

Мама прекрасно плела корзины, а этому искусству надо учиться долгие годы. Много часов мы провели вместе, пока она учила меня, как изготовить маленькую чашку, из которой можно пить молоко. Однако ни одна моя попытка сделать хоть что-то размером побольше не могла сравниться с тем, что получалось у нее. У меня корзины выходили какими-то клочковатыми, да еще и дыра на дыре.

Однажды случилось так, что желание быть с мамой и естественное детское любопытство подтолкнули меня тайком последовать за ней. Один раз в месяц она покидала нашу стоянку и куда-то уходила до самого вечера. Я как-то сказала:

— Мне так хочется узнать, мамочка, что ты делаешь каждый месяц, когда уходишь!

В ответ она велела мне не совать нос не в свое дело. В Африке детям не полагается вмешиваться в родительские дела. И, как обычно, мама велела мне оставаться дома и присматривать за маленькими. Но стоило ей уйти, как я, прячась за кустами и держась на некотором расстоянии, чтобы не быть замеченной, поспешила следом. Мама встретилась с пятью другими женщинами, каждая из которых также пришла издалека. Они уселись под огромным красивым деревом и просидели там несколько часов — это было время полуденного отдыха, когда из-за жары все равно много не сделаешь. В такое время и животные, и люди отдыхают, так что женщины могли урвать немного времени для себя. На расстоянии их головы казались черными муравьями; они ели воздушную кукурузу и пили чай, а я наблюдала за ними. До сих пор не знаю, о чем они говорили, я ведь стояла слишком далеко и не слышала. В конце концов я решила рискнуть и показаться им на глаза — главным образом потому, что мне хотелось отведать того, что они ели. Я робко подошла и остановилась рядом с матерью.

— Ты откуда взялась? — воскликнула она.

— За тобой шла.

— Ты плохая девочка, непослушная! — стала ругать меня мама.

Но остальные женщины смеялись, ласково приговаривая:

— Ой, смотрите, какая хорошенькая девочка! Подойди сюда, милая…

Мама успокоилась и дала мне воздушной кукурузы.

В детстве и юности у меня не было ни малейшего понятия о том, что существует другой мир, не похожий на тот, где жили мы со своими козами и верблюдами. У нас не было туристических поездок по разным странам, книг, телевизора и кино — весь мой мир ограничивался тем, что я каждый день видела вокруг себя. Не представляла я себе и того, что моя мама когда-то жила в совершенно ином мире. До того как в тысяча девятьсот шестидесятом году Сомали стала независимым государством, ее южные области были итальянской колонией[4]. Из-за этого культура, архитектура и сам образ жизни в Могадишо находились под сильным итальянским влиянием, и мама умела говорить по-итальянски. Иной раз, когда она очень сердилась, то могла разразиться потоком итальянских ругательств.

— Мамочка! — с тревогой смотрела я на нее. — Что ты говоришь?

— А-а, это по-итальянски.

— Что значит «по-итальянски»? Это что?

— Да ничего… не суй нос куда не надо! — И она жестом приказывала мне уйти прочь.

Позднее я сама открыла (как открыла для себя автомобили и большие дома), что итальянский язык — это часть того огромного мира, который лежит за пределами нашей убогой хижины. Не раз мы с братьями и сестрами спрашивали у мамы, отчего она решила выйти замуж за нашего отца.

— Почему ты вообще решила пойти за такого человека? Только посмотри, как ты живешь, а твои братья и сестры живут за границей, они дипломаты! А у тебя что? Чего ради ты решила бежать из дому с этим неудачником?

Она отвечала, что влюбилась в папу и твердо решила быть вместе с ним. Моя мама — сильная, очень сильная женщина. Несмотря на все, что ей пришлось вытерпеть (и чему я была свидетелем), я никогда не слышала, чтобы она жаловалась. Никогда она не говорила: «Я сыта этим по горло» или «Этого я делать больше не стану». Мама только молчала и была твердой, как железо. А потом вдруг, без всякого перехода, угощала нас какой-нибудь нелепой шуткой, чтобы отвлечь. Я мечтаю когда-нибудь сделаться такой же сильной духом — тогда я смогу сказать, что моя жизнь прожита не зря.

По роду занятий нашу семью можно считать типичной, ведь в Сомали свыше шестидесяти процентов населения ведет патриархальный кочевой образ жизни и занимается скотоводством. Время от времени мой отец ездил в какую-нибудь деревню — продать корову или овцу и купить взамен мешок риса или ткани на одежду либо несколько одеял. Изредка он давал товар на продажу кому-нибудь, кто отправлялся в город, прилагая список вещей, которые хотел получить оттуда.

Другим источником дохода для нас был сбор настоящего ладана, того самого, что упоминается в Библии: это был один из даров, которые волхвы поднесли младенцу Иисусу. Запах ладана так же ценится в наши дни, как и в глубокой древности. Ладан добывают из дерева босвеллия, оно растет в горах на северо-востоке Сомали. Это очень красивое невысокое — метра полтора — дерево, а ветви его растопырены, как спицы раскрытого зонта. Я брала топорик и ударяла по дереву — легонько, так, чтобы не повредить его, а лишь рассечь кору. Тогда дерево выделяет млечный сок. Я ждала целый день, пока он затвердеет, как резина. Мы нет-нет да и жевали эту резину, вкус у нее горьковатый. Куски застывшего сока мы складывали в корзины, а потом отец продавал их. Наша семья, бывало, жгла по вечерам ладан в костре, и теперь всякий раз, когда я слышу этот запах, он переносит меня к тем незабываемым вечерам. Теперь, живя на Манхэттене, я иной раз встречаю рекламные объявления, где простые ароматические смолы выдаются за чистый ладан. Мне так отчаянно хочется хоть маленького напоминания о родине, что я их покупаю. Но их запаху ни за что не сравниться с густым и насыщенным ароматом, какой шел по ночам от нашего костра в пустыне.

То, что семья у нас была большая, тоже типично для Сомали, где женщина в среднем имеет по семь детей. На детей смотрят как на своего рода пенсию для родителей: они станут заботиться о родителях, когда те состарятся. Сомалийские дети относятся к своим родителям, дедушкам и бабушкам с большим почтением, никогда не пытаясь оспорить их авторитет. С уважением надлежит относиться ко всем старшим по возрасту, даже братьям и сестрам, и стремиться им угодить. Это одна из причин, по которым мои бунтарские выходки считались такими возмутительными.

То, что семьи так велики, объясняется не только отсутствием контроля над рождаемостью, но и практическими соображениями: работа распределяется между большим количеством людей, а так легче жить. Например, чтобы найти воду, а без этого не проживешь — даже не то чтобы много воды или хотя бы достаточно, просто хоть какую-нибудь воду, — надо потрудиться как следует. Когда вокруг нас простиралась одна лишь засохшая земля, отец отправлялся на поиски воды. Он водружал на спины верблюдов огромные бурдюки, сплетенные мамой из травы, и уходил со стоянки на много дней, пока не находил воду и не наполнял бурдюки, лишь после этого возвращаясь к нам. В ожидании отца мы старались оставаться на том же месте, но с каждым днем это становилось все труднее — в поисках водопоя для скота приходилось забираться все дальше и дальше, на много миль. И нам порой приходилось перекочевывать без отца, но он все равно отыскивал нас — без дорог, указателей и карт. Если же отец отправлялся в деревню купить что-нибудь из продуктов, то в его отсутствие задача поиска воды ложилась на одного из детей, потому что мама должна была оставаться дома и заведовать всем хозяйством.

Несколько раз эта задача ложилась и на меня. Я шла и шла, не день и не два, а сколько будет необходимо, ведь возвращаться домой без воды не было смысла. Мы научились тому, что домой нельзя возвращаться с пустыми руками, иначе потерялась бы всякая надежда на жизнь. Надо было идти и идти, пока не найдешь то, что нужно. «Не могу» не считалось уважительной причиной. Мама велела найти воду, значит, я должна найти. Когда я попала на Запад, меня поразило, что некоторые говорят: «Я не могу работать, у меня болит голова». Мне так хотелось сказать им: «А хотите, я дам вам по-настоящему тяжелую работу? Вот тогда вы ни за что не станете жаловаться на свою нынешнюю».

Один из способов увеличить количество рабочих рук состоит в том, чтобы иметь как можно больше женщин и детей, поэтому в Африке распространено многоженство. В этом отношении мои родители отличались от других и много лет жили только вдвоем. Но однажды, родив уже двенадцать детей, мама сказала:

— Я состарилась. Взял бы ты себе другую жену, а мне дал передышку. Оставь меня в покое.

Не знаю, всерьез она это говорила или нет. Мне кажется, она никак не ожидала, что отец поймает ее на слове.

В один прекрасный день мама осталась на хозяйстве одна. Мы поначалу думали, что папа отправился искать воду или продукты. Прошло два месяца, и мы решили, что он погиб. Но однажды вечером отец вернулся — так же внезапно, как и исчез. Все дети сидели кружком у входа в хижину.

— Где ваша мама? — спросил он, подойдя к нам.

Мы ответили, что она ушла со стадом и еще не вернулась.

— А ну-ка… — сказал он, усмехаясь. — Я хочу познакомить вас с моей женой.

И он подтолкнул вперед совсем юную девушку, немного старше меня, лет семнадцати. Мы молча разглядывали ее: во-первых, нам не полагалось ничего говорить, а во-вторых, мы не знали, что именно тут сказать.

Самое страшное было, когда вернулась мама. Мы с замиранием сердца ожидали, что же произойдет. Мама сверкнула глазами на отца, не разглядев в темноте другую женщину.

— Ага, явился наконец!

Отец переступил с ноги на ногу и отвел взгляд.

— Да. Между прочим, познакомься с моей женой.

И он обнял молодую жену.

Никогда не забуду, каким стало лицо мамы, освещенное отблесками костра. Она стояла ни жива ни мертва. Потом до нее дошел смысл сказанного.

— Проклятье, я его потеряла, отдала этой сопливой девчонке!

Мама умирала от ревности, но изо всех сил старалась не показывать этого, такой уж у нее был характер.

Мы понятия не имели, из каких краев новая жена отца, мы вообще ничего о ней не знали. Это, впрочем, не помешало ей тут же начать командовать всеми его детьми. А потом эта семнадцатилетняя девчонка начала помыкать и моей мамой: сделай то, подай мне это, приготовь мне вот что. Тучи в семье уже достаточно сгустились, и однажды она допустила роковую ошибку — ударила по лицу моего брата Старика.

В тот день, когда это случилось, все ребятишки лазали по дереву (где бы мы ни остановились, всегда отыскивали дерево по соседству с хижиной, и оно служило нам «детской»). Так вот, мы сидели под этим деревом, и вдруг я услыхала плач Старика. Я поднялась на ноги и заметила идущего ко мне младшего брата.

— Что с тобой? Что случилось? — спросила я и наклонилась вытереть его слезы.

— Она меня ударила… Так сильно ударила!

Я даже не стала спрашивать, кто «она», потому что в нашей семье никто никогда не трогал Старика и пальцем: ни мама, ни старшие братья и сестры, ни даже отец, который всех остальных поколачивал регулярно. Да Старика бить и не нужно было — он был среди нас самым умным и неизменно поступал так, как нужно. И то, что она ударила моего брата, стало последней каплей! Стерпеть такое было нельзя, и я пошла искать эту дуру-девчонку.

— Ты зачем ударила моего брата? — возмущенно спросила я.

— Он выпил мое молоко, — ответила она со своим обычным высокомерием, словно она царица и все молоко наших стад принадлежит ей одной.

— Твое молоко? В хижину это молоко принесла я, и если моему брату оно нужно, если его мучит жажда, он может пить. И уж совсем ни к чему бить его за это!

— Сейчас же замолчи и ступай прочь отсюда! — завопила она и замахала руками, прогоняя меня. Я пристально посмотрела на нее и покачала головой: хотя мне не было еще и тринадцати, я понимала, что она допустила большую ошибку.

Братья и сестры, поджидая меня, сидели под деревом и прислушивались, чтобы понять, о чем я говорю с папиной женой. Я подошла к ним и в ответ на их молчаливый вопрос помахала пальцем: «Завтра!» Они все кивнули.

Назавтра удача нам улыбнулась, поскольку отец, как он сам сказал, уезжал дня на два. Когда наступило время дневного отдыха, я пригнала свое стадо домой и отыскала сестру и двух братьев.

— Эта папина молодая жена слишком много себе позволяет, — начала я с того, что всем и так было понятно. — Надо проучить ее, пора положить этому конец.

— Ну да, ясно, только что мы станем делать? — спросил Али.

— Увидишь. Идем со мной, будете мне помогать.

Я взяла грубую толстую веревку, которой мы обычно закрепляли пожитки на спинах верблюдов, когда снимались со стоянки. Все вместе мы увели перепуганную папину жену подальше от хижины, завели в заросли и заставили раздеться догола. Потом я перебросила веревку одним концом через ветку высокого дерева, а другой конец обвязала вокруг лодыжек Маленькой Жены. Она попеременно то сыпала проклятиями, то визжала, то хныкала, а мы тем временем налегли на веревку и подняли мачеху в воздух. Мы с братьями тянули веревку то туда, то сюда, пока не добились, чтобы голова жертвы раскачивалась на высоте двух с половиной метров от земли — диким зверям было ее не достать. После этого мы закрепили веревку и возвратились домой, а она осталась там, в пустыне, вопя и извиваясь.

На следующий день, ближе к вечеру, появился отец — на день раньше, чем собирался. Он сразу же спросил нас, где его женушка. Мы дружно пожали плечами и ответили, что давно ее не видели. Мы, к счастью, отвели ее достаточно далеко, так что вопли ее сюда не долетали.

— Хм-м… — протянул отец, с подозрением оглядывая нас.

Стемнело, а он так и не отыскал ее следов. Отец чуял, что здесь что-то нечисто, и приступил к нам с расспросами.

— Когда вы видели ее в последний раз? Сегодня видели? А вчера?

Мы ответили, что накануне она не ночевала дома — что было, между прочим, чистой правдой.

Тут отец не на шутку разволновался и кинулся искать повсюду, но найти ее удалось лишь на следующее утро. К тому времени папина молодая женушка провисела вниз головой без малого двое суток, и вид у нее был неважный. Отец возвратился домой в страшном гневе.

— Кто до этого додумался? — спросил он с угрозой.

Мы притихли и только переглядывались. Конечно же, она ему нажаловалась. «Заводилой была Уорис, это она накинулась на меня первой». Отец тут же схватил меня и принялся колотить, но к нам бросились все малыши. Мы знали, конечно, что не годится драться с собственным отцом, но больше не могли терпеть.

С того дня папину женушку как подменили. Мы преподали ей урок, и он пошел впрок. Двое суток у нее кровь приливала к голове, и от этого, как я думаю, ее мозги прочистились, она сделалась милой и ласковой. С тех пор она стала целовать моей маме ноги и служить ей, как рабыня.

— Что прикажете принести? Можно, я что-нибудь для вас сделаю? Нет-нет, это я и сама сделаю. А вы посидите, отдохните.

А я мысленно говорила ей: «Вот, так и надо было с самого начала, сучка ты этакая! Можно было бы обойтись без всей этой ненужной нервотрепки». Но жизнь кочевника тяжела, и новая папина жена, хоть и была на двадцать лет моложе мамы, не имела маминой силы. Вскоре мама увидела, что ей не стоит опасаться этой девчонки.

Жизнь кочевника сурова, но и полна красоты: она так тесно связана с природой, что их и разделить невозможно. Мама дала мне имя в честь одного чуда природы: Уорис значит «цветок пустыни». Он цветет в таких неприветливых местах, где мало кто может выжить. На моей родине дождя порой не бывает по году, а то и больше. Но вот с неба обрушивается вода, очищая запыленную землю, — и тогда, подобно чуду, распускаются цветы. Они сверкают, переливаются всеми оттенками желтого и оранжевого; наверное, поэтому желтый всегда был моим любимым цветом.

Когда девушка выходит замуж, женщины ее племени отправляются в глубь пустыни и собирают эти цветы. Их высушивают, потом добавляют немного воды и растирают в пасту, которой покрывают лицо невесты, и оно приобретает золотистый блеск. А ладони и ступни ей красят хной, нанося прихотливые узоры. Веки обводят особой краской, приготовленной по старинным рецептам, от этого глаза кажутся глубокими и манящими. Вся эта косметика готовится из трав и растений пустыни, она совершенно натуральная. Затем женщины наряжают невесту в яркие накидки: красные и розовые, оранжевые и желтые — чем больше, тем лучше. Быть может, у невесты их не так-то и много; сплошь и рядом семьи живут в невероятной бедности, и стыдиться тут нечего. Что ж, невеста наденет лучшее из того, что смогут найти для нее мать, сестры, подруги, но она будет высоко держать голову: гордость — характерная черта всех сомалийцев. И когда настанет день свадьбы, она ослепительной красавицей выйдет встретить жениха. Мужчина этого даже не заслуживает!

На свадьбу соплеменники принесут подарки. Опять-таки, нет необходимости лезть из кожи вон, покупать что-то особенное или переживать из-за того, что твой подарок не так уж роскошен. Что есть, то и даришь: можно сплести циновку, на которой спят, подарить чашку, а на худой конец просто принести что-нибудь съестное для свадебного пира. Среди наших традиций нет такого понятия, как медовый месяц, и на следующий же день после свадьбы молодожены берутся за работу, а для того, чтобы начать совместную жизнь, им понадобится все, что они знают и умеют.

Других праздников, кроме свадеб, у нас мало. Нет выходных дней, заранее помеченных в календаре. А вот долгожданный дождь — это повод для большого праздника. У нас на родине воды очень мало, а ведь от нее зависит сама жизнь. Живущие в пустыне кочевники испытывают к воде огромное уважение, каждая ее капля — настоящая драгоценность, и я по сей день отношусь к воде с любовью. Даже просто смотреть, как она течет, — само по себе удовольствие.

Когда засуха длилась много месяцев подряд, мы, бывало, впадали в отчаяние. И тогда люди собирались все вместе и возносили к небу молитву о дожде. Случалось, это помогало, но не всегда. Однажды мы дождались того времени, которое считается сезоном дождей, но ни капли дождя так и не выпало. Половина нашего скота пала, а другая половина еле держалась на ногах, изнывая от жажды. Мама сказала мне, что все готовятся к большой молитве. Возникая словно из ниоткуда, собралось множество людей. И все мы молились, пели и танцевали, стараясь выглядеть веселыми и подбадривая друг друга.

На следующее утро собрались тучи и пролились обильным дождем. Вот тут-то и началось настоящее веселье, как всегда бывает, если идет дождь. Мы срывали с себя одежду и бегали под его струями, брызгая водой друг на друга, моясь впервые за много месяцев. Не бывает праздника без наших старинных танцев: женщины хлопают в ладоши и протяжно поют, их красивые негромкие голоса далеко разносятся в ночной пустыне, а мужчины подпрыгивают высоко в воздух. Каждый приносит что-нибудь съестное, и мы пируем по-царски, вознося хвалу за дар жизни.

В первые дни после дождя в саванне расцветают золотистые цветы, на пастбищах зеленеет трава. Скот может есть и пить досыта, а мы на это время можем дать себе передышку и порадоваться жизни. Можно отправиться к только что образовавшимся озерам, искупаться и поплавать. Воздух свеж, повсюду поют птицы — и для нас, кочевников, пустыня становится раем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Жизнь и быт кочевых народов. Как живут современные кочевники

В чем заключается кочевой образ жизни? Кочевник является членом сообщества людей без определенного места жительства, которые регулярно перемещаются в одни и те же районы, а также путешествуют по миру. По состоянию на 1995 год на планете насчитывалось около 30-40 миллионов кочевников. Сейчас их, как предполагается, значительно меньше.

Жизнеобеспечение

Кочевая охота и собирательство, с учетом сезонно доступных диких растений и дичи, на сегодняшний день является самым старым методом жизнеобеспечения человека. Эти занятия имеют прямое отношение к кочевому образу жизни. Кочевники-скотоводы разводят стада, водят их за собой или передвигаются вместе с ними (верхом на них), проделывая маршруты, обычно включающие в себя пастбища и оазисы.

Кочевой предполагает адаптацию к бесплодным регионам, таким как степь, тундра, пустыня, где мобильность является наиболее эффективной стратегией эксплуатации ограниченных ресурсов. Например, многие группы в тундре являются оленеводами и полукочевниками именно из-за необходимости сезонного кормления своих животных.

Другие особенности

Иногда «кочевыми» также называют различные перемещающиеся группы населения, которые путешествуют по густонаселенным районам и обеспечивают себя не за счет природных ресурсов, а предлагая различные услуги (это может быть ремесло или торговля) постоянному населению. Эти группы известны как перипатетические кочевники.

Кочевник — это человек, у которого нет постоянного дома, он переезжает с места на место, чтобы добывать пищу, находить пастбища для скота или зарабатывать на жизнь другим способом. Европейское слово «номад», обозначающее кочевников, происходит от греческого, которое буквально означает «тот, кто бродит по пастбищу». Большинство кочевых групп следуют фиксированной годовой или сезонной схеме передвижений и создания поселений. Кочевые народы традиционно путешествуют на животных, каноэ или пешком. Сегодня некоторые путешествуют на автомобилях. Большинство из них живут в палатках или других укрытиях. Жилье кочевников, однако, не отличается особым разнообразием.

Причины такого образа жизни

Эти люди продолжают перемещаться по миру по разным причинам. Чем занимались кочевники и что продолжают делать в наше время? Они перемещаются в поисках дичи, съедобных растений и воды. Например, дикари Юго-Восточной Азии, Африки традиционно перемещаются из лагеря в лагерь, чтобы охотиться и собирать дикие растения.

Некоторые племена Америки также следовали кочевому образу жизни. Пасторальные кочевники зарабатывают себе на жизнь, разводя животных, таких как верблюды, крупный рогатый скот, козы, лошади, овцы или яки. Племя Гадди в штате Химачал-Прадеш в Индии является одним из таких. Эти кочевники путешествуют, чтобы найти больше верблюдов, коз и овец, проделывая огромный путь через пустыни Аравии и северной Африки. Фулани и их скот путешествуют по лугам Нигера в Западной Африке. Некоторые кочевые народы, особенно скотоводы, могут также совершать набеги на оседлые общины. Кочевые ремесленники и торговцы путешествуют, чтобы найти и обслужить клиентов. К ним относятся кузнецы из Лохара в Индии, цыгане-торговцы и ирландские путешественники.

Долгий путь в поисках дома

В случае монгольских кочевников семья переезжает два раза в год. Это обычно происходит летом и зимой. Зимнее местоположение располагается около гор в долине, и у большинства семей уже есть фиксированные и облюбованные места зимовки. Такие локации оборудованы приютами для животных и не используются другими семьями в их отсутствие. Летом они перемещаются в более открытую зону, где скот может пастись. Большинство кочевников обычно курсируют в одном и том же регионе и редко выходят за его пределы.

Сообщества, общины, племена

Так как они обычно кружат по большой территории, то становятся членами сообществ людей, имеющих схожий образ жизни, и все семьи обычно знают, где находятся другие. Часто они не имеют ресурсов для перемещения из одной провинции в иную, если не покидают этот район навсегда. Семья может двигаться самостоятельно или вместе с другими, и если она отправляется в путь одна, то ее члены обычно находятся на расстоянии не более пары километров от ближайшего кочующего сообщества. В настоящее время нет племен, поэтому решения принимаются среди членов семьи, хотя старейшины консультируются друг с другом по стандартным для общин вопросам. Географическая близость семей обычно приводит к появлению взаимной поддержки и солидарности.

Пасторальные кочевые общества обычно не могут похвастаться большой численностью населения. Одно такое общество, монголы, породило крупнейшую в истории сухопутную империю. Изначально

Кочевой образ жизни Википедия

Монгольские кочевники в переходе на северное стойбище.

Коче́вники — этносы, народы, народности и племена, исторически сложившиеся в кочевых-номадических этнокультурных условиях.

В современное время это люди, постоянно или временно пребывающие в соответствующих культурах и ведущие кочевой образ хозяйства, или культурно-этнически принадлежащие к традиционной кочевой культуре и типу хозяйства. Рождаемость у кочевых скотоводов как правило ниже рождаемости земледельцев^[1][2]. Кочевники были варварами, по единодушному мнению исследователей представляющих оседлые цивилизации, как средневековых европейских авторов, так и представителей оседлых цивилизаций Азии, от древнего Чина, Сина (Китая) до Персии и иранского мира.

История[ | ]

В основу кочевого образа жизни легло скотоводство, в поисках новых пастбищ люди переселялись на многие километры от основного места жительства. Кочевое скотоводство было преобладающим образом жизни в степях Внутренней Азии на протяжении большей части ее истории. Хотя нередко наблюдатели извне незаслуженно отзывались о нем, как о примитивной форме экономической организации, в действительности, это была усложненная специализация по использованию степных ресурсов. Тем не менее, этот образ жизни был настолько чуждым для окружающих оседлых цивилизаций, что непонимание и неверное истолкование были неизбежны. История номадов и их связи с окружающими регионами основывались на том, что сами кочевники принимали как не требующее доказательств свои циклы движения, требования животноводства, экономические ограничения и основную политическую организацию ^[3].

Термин «пасторальный номадизм» (кочевое скотоводство — прим. отв. ред.) обычно используется для обозначения формы подвижного скотоводства, при которой семьи мигрируют со своими стадами с одного сезонного пастбища на другое в годовом цикле. Наиболее характерное культурное